«Поживём – увидим…»

14 июля, в день взятия Бастилии (и в день рождения моей покойной мамы), у нас случилась беда. Утром скончался наш сосед – Григорий Шалвович Багратиони по прозвищу «Бичико» (Мальчик). Очень хороший человек. Очень трудолюбивый. Очень контактный. 

Это настоящая беда. Мы смотрим, как с ним прощаются люди. И – плачем… Я – скрыто (как и положено мужчине). Юля – в открытую (потому что выдержать это совершенно невозможно).

Как мы узнали, что Бичико не стало? Дело было с утра. Мы вышли на прогулку в Ботанический сад. Правда, в тот день мы изменили свои планы. И отправились в город, а не на прогулку. Причиной стало то, что мы узнали спустя минуту.

На дороге, рядом с домом Григория Шалвовича, стоял потерянный Датуна. Это мальчик лет 12-13. Внук Багратиони (сын его погибшего сына). Мы спросили – всё ли в порядке у Датуны. И он тут же ответил (по-английски): «Нет». «Что случилось?» - встревожились мы. И Датуна ответил: «Умер дедушка…»

И мы, поражённые, остановились.

Что было потом? Я ходил вперёд и назад, еле сдерживая слёзы. А Юля, обняв Датуну, стояла, прижимала его к себе. И – плакала.

Григорий Шалвович был очень хорошим человеком. Очень-очень. Он проработал много лет водителем автобуса. Родил одного сына и четверых дочерей. Потом скончалась его супруга – с которой Григорий Шалвович прожил много лет. Он горевал, но делу этим не поможешь.

Потом погиб сын – из-за несчастного случая на производстве. Он был электриком. Возился на столбе с проводами. И тут кто-то нечаянно включил электричество. Через тело этого мужчины прошёл ток высокого напряжения. Умер он мгновенно. И когда умер, внутри его обнаружили полностью обуглившиеся внутренние органы… Говорю же – тихий ужас…

От погибшего сына осталась Шарена, его вдова. И Бичико стал привечать её, как собственную дочь. После смерти сына у Шарены осталось трое детей – две дочери и маленький Датуна (которому на тот момент исполнилось всего ничего). 

Сейчас старшей дочери уже 18 лет. Она совсем взрослая барышня. Младшая дочь учится в школе (старшая в этом году будет поступать учиться дальше, в университет). Датуна пока школьник. Но он очень умный мальчик. И непременно освоит английский (который неплохо знает) и русский (он пока даётся ему не очень, но какие его годы?) языки. Мы в Датуну верим – как верил и дедушка Григорий Шалвович. А уж матушка Шарена души в нём не чает. И он её ничуть не огорчает. Мальчик, повторяю, очень хороший.

Узнав об этой беде, мы тут же позвонили Закро. И сообщили ему о печальной новости. Потом рассказали об этой трагедии в автобусе – жителям Сахалвашо. И все слушали её с печальными улыбками. Всем было жалко этого человека.

Потом мы не удержались и рассказали об этом в городе – на остановке автобуса напротив канатной дороги. И все, кому мы рассказывали об этом, говорили: «Бичико? Как же, знаем… Надо же, а я думал, что он будет ещё жить. Какая беда…»

Все знали его, как хорошего водителя междугородних автобусов. Как человека, объездившего половину света, бывшего на Украине, в России, в других местах. И как очень верного работника, ни разу, об этом говорили все, не бывавшего в авариях.

А мы вспоминали, когда в последний раз видели Бичико. Оказалось, что совсем недавно. В субботу он ездил на рынок. И вёз оттуда четыре полных сумки, которые мы еле подняли. Мы помогли ему дотащить их до дому. И он что-то нам говорил – во что мы не вслушивались. Дело в том, что у нас не совпадают взгляды на войну России против Украины. 

Я – пацифист. И считаю, что у этой войны попросту нет ни одной веской причины. А люди, тем не менее, гибнут. И сама война стала настоящим наказанием не только для народа Украины, но и для россиян тоже.

Бичико же говорил, что Путин хороший человек. Что он заботится о россиянах, и на Аджарию никогда не поднимет руку. И что нам надо не злить Путина. И вести себя так, словно ничего не происходит. 

В этом я с Бичико не мог согласиться. Я помнил жертвы войны 2008 года. Я их никому не простил – ни Медведеву, ни Путину, ни русским солдатам. 

На Бичико я не сердился – поскольку думал, что чего-то он попросту не понимает. Всё-таки возраст – 85 лет, как ни крути. Хотя так же думает большинство аджарцев. Нет, они не против Украины. Но они не против России. А тут надо выбирать – либо ты «за», либо «против».

К слову – наша бывшая подруга (не буду называть её имени, слишком много чести) перестала быть таковой всего лишь из-за одной оплошности. Она поверила бредням, опубликованным оккупантами в прессе. И я её осадил. А потом и прервал с ней любые отношения – поскольку понял, что она за войну. За российскую войну – против Украины… Для меня это решающий момент. Или скажем так – определяющий. И у меня слишком мало сил, чтобы убеждать каким-то образом ещё и этого, вполне взрослого человека. Верит? Пусть верит. Но – без меня…

Но это так – детали нашей жизни, без которых запросто можно обойтись.

Мы по-прежнему живём в двух шагах от дома, в котором умер Григорий Шалвович. И я постоянно думаю о нём – вспоминая его словечки. Кстати, фраза «поживём – увидим» была услышана Юлей от Григория Шалвовича одной из последних. Ею он вроде бы простился с нами – со случайными людьми, которые вошли в его жизнь на этом этапе. И надо же – именно нам суждено было проводить его в последний путь.

Нет, дома у Бичико сейчас полно людей. Съехались все дочери, их мужья, их дети. Возле дома полно машин. Люди несут цветы, соболезнуют Шарене и её дочерям. Утешают Дато. И сами плачут от свалившегося на них горя.

Провожать Григория Шалвовича будут завтра – в воскресенье. В этот день его понесут на кладбище (на какое – мы пока не знаем). И похоронят в земле. По каким обычаям – тоже пока не знаем. Но наверняка будет православный священник. Он был христианином, не мусульманином. Так нам кажется (поскольку мы неверующие, мы не очень в курсе этих обычаев). 

Во всяком случае – у него не было второго имени, как у многих аджарцев. Как у Хасана (который, на самом деле, Надари Халваши, дядя нашего Закро). Или у Казыма (которого иначе зовут Володя – очень хороший человек, наш приятель). А этот был обычным Григорием Шалвовичем. Но до возраста пожилого он был просто Григорием, без отчества (как и принято у грузин). 

Его история тянулась так долго, что в это трудно поверить. Он родился до войны – в 1937 году. Его родной дом, где он провёл своё детство, стоит рядом. Правда, в нём никто не живёт. Но там прописаны какие-то люди (с этим он так и не разобрался). 

Потом он вырос, выучился на водителя автомобиля. Потом женился. Построил собственный дом. Хороший грузинский дом, каменный, двухэтажный. И, как говорит Закро, ему выделили землю – на которой он жил долгие годы.

На этой земле сейчас растёт настоящий сад – который каждый год убирается самим Григорием Шалвовичем (точнее – убирался, я с трудом представляю, что его больше нет на свете). И его семьёй. Причём, мы видели, как работают Шарена с дочками. И как работает Датуна с дедом… 

Теперь деда нет. И Датуне придётся к этому привыкать. Дедушка был постоянно рядом. И Датуна о нём заботился, за ним ухаживал. А дедушка на него сердился – но на самом деле очень любил. И что здесь идёт за чем, разобраться очень непросто. Особенно сейчас – когда в словах Датуны сквозит сплошная боль. Боль чудовищной утраты.

Да, я, конечно, на похоронах Григория Шалвовича даже не показываюсь. Мы с Юлей приняли решение – прийти к Шарене через несколько дней после похорон. Пусть всё более-менее уляжется. И мы непременно помянем дедушку – тем более, что он был отличным человеком, достойным нашего глубокого сожаления.

Мы купим какой-нибудь торт или пряников (как обычно покупали, когда ходили к Датуне учить его русскому языку). Посидим, поговорим о деде. О его жизни. Девчонки (Шарена и Юля) поплачут. И я погрущу (не без этого, конечно). Всё будет хорошо, я на это надеюсь…

А сейчас я наблюдаю, как люди печально сидят под натянутым шатром во дворе дома Бичико. И грустят – поминая умершего дедушку… Кстати, дедушка по-грузински вовсе не дедушка, а - «бабуа». И я к этому никак не могу привыкнуть.

Удивительное дело – как мы привыкли к грузинской жизни. Как мы приспособились к их быту, к их удивительным обычаям. К их похоронам, к их молитвам… Мы, к примеру, не очень-то в курсе этих обычаев. Но видим постоянно, как вполне молодые люди осеняют себя крестным знамением – три раза, увидев какую-нибудь церковь. И вроде бы вполне современные люди. А вера в них неистребима. Удивительно дело.

Да, в нас этой веры нет. Но мы с огромным уважением относимся к их религии. Дело в том, что это и наша религия тоже. Мы не особенно верим, но в случае крайней беды говорим «господи». И готовы креститься – даже не понимая, что происходит. Думаю, нас защищает именно такая вера – вера наших отцов и дедов. 

Впрочем, в бога не верил мой отец. Он был агностиком. А я веру не принял вообще – ни коим образом. И сейчас об этом немного… жалею…

Прощай, Бичико! Прощай хороший человек Григорий Шалвович. Я запомнил тебя на всю жизнь. И я, и Юля. Мы говорим о тебе. Мы тебя помним. 

Скоро придёт и наш срок прощаться с этим миром. И я очень надеюсь, что мы найдём – каким образом нам оставить собственную память в душах людей. 

Мы будем не хуже, чем был ты. Во всяком случае я на это надеюсь. И мы непременно проживём свои годы (или дни) светло – как прожил их ты.

Летай с ангелами, дорогой друг. Мы тебя помним…

А я вижу в окно, как в эту минуту молодая женщина показывает на наши окна. И говорит что-то своему спутнику – седому мужчине. Думаю, она говорит, что «мы из страны оккупантов». И меня это немного расстраивает.

Я не из страны оккупантов. И Юля – тоже.

Мы из Молдовы. И только из Молдовы. Мы ни в коем случае не поддерживаем бредовые идеи Путлера. И никого не призываем воевать против Украины или против НАТО. Это первое. И второе – мы очень любим народ Украины. И всеми силами переживаем за последствия этой ужасающей войны.

Сами мы говорим лишь по-русски (так уж получилось), но вполне приемлем и украинский, и молдавский, и все другие языки, например, тайский.

Придёт время, и русские люди поймут, что они ведут рабскую жизнь. И что они вольны говорить что угодно и думать как угодно – раз это никому не вредит и никого не калечит.  

Вот когда они это поймут – я снова смогу стать гражданином России. А пока – извините, нет. Я в этой стране одного параноидального карлика (я имею в виду тебя, Путлер!) и тысяч его рабов жить не хочу. Это не моя страна…

Впрочем, возможно, молодая женщина просто показывает своему спутнику, как живём мы – непонятные грузинам люди, я и Юля. В таком случае я готов сказать ей – мы живём очень неплохо. И - вместе с грузинами. 

Мы готовы в случае агрессии россиян против Грузии подавать грузинам патроны. 

С остальным – как-нибудь разберёмся.

 

На снимках – наше Сахалвашо, которое хоронит своего старца, 85-летнего Григория Шалвовича Багратиони. На первой фотографии - его дом (зимой), в двух шагах от нашего домика.